Костанян (Костаньян, Кастаньян) Айказ (Гаказ, Гайказ) Аршакович (Аркадьевич) родился в семье шорника, рос в нужде и лишениях. В 1905 году попал в школу Нерсисян в Тифлисе, окончил ее в 1916-м, попутно кормясь частными уроками. Здесь же в сентябре 1916 года вступает в ряды РСДРП. Затем едет в Эчмиадзин и вплоть до закрытия духовной семинарии Геворгян весной 1917 года учится на аудиторном отделении. Там сближается с Анастасом Микояном и вместе с дружком из школы Нерсисян Артаком Стамболцяном активизируют работу марксистского кружка. С марта по октябрь 1917-го в Балаханах, населенном армянами пригороде Баку, проводит большевистскую агитацию. Тем же он занимается и в крупнейшем в нефтяной столице Русском нефтепромышленном обществе (РУНО), принадлежащем армянину Степану Лианозову.

Кто не знает, но именно на пике сентябрьских 1918 года погромов армян в Баку Лианозов навсегда покидает город «тысячи огней», чтобы в августе 1919-го возглавить… правительство антисоветской Северо-Западной Республики. И военным министром был у него генерал Юденич.

А тем временем Костанян успел из Баку отбыть в Саратов. Там он поступает на медицинский факультет университета, где ему удается проучиться всего год. Его затягивает в водоворот революционных событий, и при Саратовском обкоме РСДРП(б) он создает армянскую коммунистическую секцию, секретарем бюро которой и избирается. Вскоре он уже комиссар отдела по делам национальностей и заместитель завотделом просвещения в Саратовском Совете.

С августа по ноябрь 1919 года по заданию Кавказского краевого комитета РКП(б) инспектирует работу парторганизаций Баку и Тифлиса. В январе 1920 года, уже в Ереване, принимает участие в работе первой подпольной конференции большевистских групп Армении. На ней обсуждался отчетный доклад сформированного в сентябре 1919 года Армянского комитета РКП(б), именуемого Арменком. Костаняну поручают возглавить его загранбюро, работа которого начинает развертываться в Тифлисе. Выдавливаемое грузинскими меньшевиками загранбюро перебирается в Баку, над которым с конца апреля 1920-го развевается красное знамя Советов.

Перед самым майским восстанием 1920 года против дашнаков в Александрополе Костанян торопится в Ереван. С поражением мятежа большевиков тайно пробирается в родной Тифлис. Но, схваченный грузинской полицией, попадает в Метехскую тюрьму. Друзья подкупают стражу, и в июле ему удается бежать в Баку. Здесь он становится представителем реввоенсовета XI Красной Армии.

Из докладной записки Мартироса Арутюняна, дипломатического представителя Республики Армения в Советском Азербайджане – от 17 июля 1920 года – министру иностранных дел Армении:

«Аресты армян приобрели массовый характер. Поразительно, но особое старание в этом деле выказывают армянские коммунисты. Так называемое «Дело дашнаков» поручено им… В качестве дашнаков арестованы тысячи ни в чем не повинных и не причастных к чему-либо армян. Ненависть тюрок, их планы в отношении армян и партийные страсти армянских большевиков в этом совпадают, более того, удваиваются рвением».

Спустя несколько дней тот же дипломат пишет вдогон:

«Подталкиваемое армянскими большевиками правительство Советского Азербайджана начало преследовать Дашнакцутюн. Партия объявлена нелегальной, а состоящие в ее рядах лица – вне закона. Акция проходит под началом действующих в Баку армянских большевиков Анастаса Микояна, Ависа Нуриджаняна, Айказа Костаняна и других».

ЦК РКП(б) развивает бурную деятельность по подготовке Съезда народов Востока в Баку. Следуя инструкции из Москвы, Костанян подключает свое загранбюро к тому, чтобы съезд прошел в намеченном русле.

1 сентября 1920 года 1891 делегат, в их числе 1273 коммуниста, представители 37 наций и народов, в столичном театре Маилова стоя приветствовали посланцев РКП(б) Григория Зиновьева (он же Овсей-Герш Радомысльский) и Карла Радека (он же Собельсон), председателя и секретаря Исполкома Коминтерна. На первом же заседании в своей воинственной речи Зиновьев бросил клич разношерстной массе мусульман, прибывших из различных мест, призывая их подняться на священную войну против «империалистических хищников Запада и освободить народы Востока от железных пут рабства».

Не успели смолкнуть аплодисменты, как из-за стола президиума выскочил вперед предЧК Советского Азербайджана Алиев. Обнажив саблю, он опустился на колено и от «имени всех мусульман» клятвенно заверил съезд, что они сровняют с землей империалистов-христиан и их пособников. Делегаты-мусульмане, как один, ответили ему дружными возгласами одобрения. Зависли в воздухе и антиармянские выкрики.

Что и говорить, для 157 армян-делегатов это было шоком, но они проглотили пилюлю. Смолчал и Костанян со своим бюро, то и дело поглядывая на Энвер-пашу, одного из вдохновителей геноцида армян, сидевшего в первом ряду со своими 12 спутниками. В унисон кличу Алиева взвился и призыв «красных» турок, вопивших: для того, чтобы «удушить армянский империализм», надо напасть на Республику Армения и убрать ее с политической арены.

На третий день работы съезда в мечети Таза-пир собрались беки-мусульмане, перелицованные мусаватисты и перекрасившиеся красными турецкие «коммунисты» во главе с Энвер-пашой. Весь этот взбесившийся рой звал к армянским погромам. Гудела и волнами ненависти плескалась вокруг мечети озверелая толпа, едва ли не весь мусульманский Баку. И тут возникают муллы. Клянясь на Коране, они обещают под зеленым знаменем турецкого султана биться с гяурами до последнего.

Перетрухнув от содеянного, Зиновьев с Радеком бросаются к поезду на Москву. И вскоре из Москвы же поступает команда – выкатить на улицы Баку орудия и пулеметы.

Едва съезд окончил свою работу, как 10 сентября загранбюро Арменкома во главе с Костаняном в срочном порядке в Баку созвало конференцию с участием 50 представителей зарубежных коммунистических организаций Армении.

Призадумались – как быть? Остановились на том, что – во спасение родины – первыми и на плечах Красной Армии в Армению должны войти они, армянские коммунисты, а не Советский Азербайджан с «красной» Турцией.

Сдается, что Костанян и товарищи учуяли смертельную угрозу.

В тот же день, 10 сентября, Кавказское бюро ЦК РКП(б) создает Центральный комитет КП(б) Армении, включив в его состав Айказа Костаняна, Исаака Довлатяна, Ависа Нуриджаняна, а также Агаси Ханджяна и Саака Тер-Габриеляна.

1 октября ЦК РКП(б) поручает курировать работу зарубежных коммунистических организаций Армении членам Кавказского бюро РКП(б) и ЦК КП(б)А Костаняну, Довлатяну и Нуриджаняну. Все кончается тем, что загранбюро Арменкома в ноябре сворачивает свою работу.

29 ноября 1920 года Армения была объявлена советской республикой, а уже 7 декабря Костаняна вводят в состав наркомата Советской Армении – наркомом труда и соцобеспечения, затем переводят в наркомы внутренних дел. В 1922–25 гг. Костанян становится заворготделом ЦК КП(б) Грузии, членом президиума ЦИК ГССР, а в 1925–28 гг. – заворготделом и членом секретариата Профинтерна в Москве. Налаживает личные отношения с Эрнстом Тельманом, Морисом Торезом, Белой Куном, Пальмиро Тольятти. В 1926–28 гг. – он слушатель исторического отделения Института красной профессуры при ЦИК СССР (г. Москва).

8 апреля 1928 года на пленуме ЦК КП(б) Армении Айказ Костанян избирается первым секретарем. 7 мая 1930-го очередной пленум ЦК КП(б)А, приняв во внимание решение ЦК ВКП(б) о назначении Костаняна первым секретарем Крымского обкома партии, где он проработает с мая по декабрь, освобождает его от обязанностей первого секретаря ЦК КП(б)А. При этом пленум отмечает плодотворную работу ЦК под началом Костаняна за последние два года.

С должности ответсекретаря Профинтерна 2.08.1934 г. его переводят в начальники политотдела Московско-Курской железной дороги им. Ф.Э. Дзержинского, где он проработал до 9.07.1937 г. С января 1936-го он уже член совета при Наркомате путей сообщения СССР.

Замечу, что Айказ Костанян – блестящий трибун, свободно владел армянским, русским, грузинским и немецким языками. В 1930–34 гг. состоял членом Центральной контрольной комиссии ВКП(б), избирался делегатом XIV–XVII съездов ВКП(б), являлся членом президиума Закавказского краевого комитета ВКП(б), членом бюро Бауманского райкома ВКП(б) г. Москвы. 4 апреля 1936 года был награжден орденом Ленина.

На долю Костаняна выпало проведение лишь VI съезда КП(б) Армении, который проходил в Ереване с 20 по 29 января 1929 года. Особо живой интерес вызвал раздел его отчетного доклада «Вопросы развития сельского хозяйства и коллективизации». Ханджян же, назначенный вторым секретарем ЦК в октябре 1928-го, выступил с докладом «Очередные задачи партии на селе».

Сквозь всю работу съезда красной нитью прошла мысль о том, что пора очистить партию от попутчиков и случайных элементов. С этой минуты вся большевистская пресса Армении, как по команде, загудела на эту тему. Дабы не быть голословным, сошлюсь на события, развернувшиеся в самом отдаленном уголке республики – Зангезуре, одном из 9 уездов Армении.

В декабре 1928-го в Горисе, центре Зангезурского уезда, состоялась 8-я конференция коммунистов края. Заслушали доклад завагитпропа ЦК КП(б) Армении Аматуни об итогах деятельности ЦК. Из его уст прозвучало: «Благодаря проводимой новым руководством ЦК ленинской линии, армянской партийной организации в короткий срок удалось изжить грубые ошибки, допущенные прежним составом ЦК, сочтя его методы правооппортунистическим уклоном с националистической окраской».

На той же конференции первый секретарь Зангезурского уездного комитета (укома) партии Седрак Отьян был освобожден от своих обязанностей и направлен на работу в органы Государственного политического управления (ГПУ) Армении. С мая по декабрь 1930 года он, теперь уже в должности председателя ГПУ, развернет беспощадную борьбу с бандитизмом. А пока в первые секретари укома выдвигают Агаси Мовсесяна, доверив ему судьбы 1218 членов и кандидатов в члены партии. Из них крестьян – 607, рабочих – 522, служащих – 81 и прочих – 8. Пестрым был и национальный состав организации: армян – 1081, тюрок-азербайджанцев – 109, персов – 24 и 4 иных.

Новоиспеченный секретарь, недолго думая, дает команду редакции газеты «Кармир рашпар» («Красный пахарь»), органа Зангезурского парткома КП(б) Армении и уездного исполкома, воплотить в жизнь идею VI съезда КП(б)А по чистке рядов партии. И начинают скрипеть перья.

«Ни для кого не секрет, что в парторганизацию Зангезура теми или иными путями просочились чуждые нам элементы.

Так, Хачатур Багдасарян, член комячейки села Маганджуг, был у Нжде едва ли не самым преданным ему воином, участвовал в убийстве тюрка Дадаша из соседнего села. Досталось от него и коммунистам. Он и по сей день страдает религиозными предрассудками. Давеча детей своих… к мулле водил, барана в жертву принес святым. Водится с местной контрой и кулаками, партийной жизнью не интересуется. Вместе с Хачатуром участвовал в захвате и убийстве Дадаша и член 2-й комячейки того же села Цатур Тунян, ваштапет (ротный. – Г.М.) у Нжде. Это он, Тунян, в 1921-м, обнаружив случайно забредших в Маганджуг двух большевиков, спасшихся от дашнакского расстрела в Татеве, изрядно помучив их, препроводил в Горис, где те были расстреляны. Он и сейчас носит в кармане заветное для него фото своего Нжде.

А член комячейки села Карашен Агало Маргарян, промышлявший в 1918 г. в Баку торговлей молоком, имел там свою лавку. Теперь он отстроил себе новый двухэтажный дом на оживленной дороге неподалеку от села и сдирает с каждого путника 2–3 рубля за ночлег. Покупая по дешевке продукты на селе, он втридорога сбывает их прохожим-путникам. К тому же вот уже 3 года умудряется не платить единый сельхозналог, хоть и не раз предупреждался комячейкой. С оглядкой на него не платят налоги и его дружки-кулаки.

Серго».

«Член компартии с 1919 г.», как величает себя Саак Акобян, преспокойно устроился и работает себе в райфинотделе. Еще в 1925 году, во время проверки ее рядов, он на 6 месяцев был удален из партии как политически неграмотный и пассивный товарищ. А когда в ноябре 1920-го Нжде подавил в Зангезуре первые ростки советской власти, Акобян бросился к нему в объятия и был назначен ответственным секретарем так называемого «Комитета спасения родины» села Алигулишен. Принимал участие в работе всезангезурского «Комитета спасения родины», лично составив и подписав протоколы о расстреле коммунистов края.

Ревизионная комиссия уездного парткома вынесла решение – исключить всех вышеупомянутых из рядов компартии.

А.Мусаельян».

«Кулаки сисианского села Базарчай – что молокане (сектанты, выселенные из Тамбовской губернии во второй половине XIX века. –Г.М.), что армяне, тайком сговорились поделить всю землю села между собой. К тому же кулаки из армян нашептывают зажиточным молоканам: «Уж лучше пусть наши земли вам достанутся, чем нашим голодранцам». И воду эту мутят Беглар Карапетян, Закар Агасян, Сетрак Агаджанян, Григорий Жоков, Алексей и Ением Касмынины.

Приструнить бы их!

Серго».

«Симон Сиравян, член комячейки Хндзореска, то и дело ходит на сельскую площадь, чтобы прокричать: «Накинутый мне налог в 75 рублей – непомерный!» В ответ его сосед Саак Мкртумян (бедняк) возражает: «Власть права, требуя уплатить 75 рублей, потому что каждому подворью положено платить со своего дохода». Наутро бедняк Саак находит на двери своего хлева записку: «Мы, а нас человек десять, советуем тебе заткнуться, иначе твой дом сожжем и голову снесем».

Не Симона ли рук это дело?!

Царайох («Служащий» – Г.М.)».

«Секретарь комячейки села Танзатап Аллахверди Хачатрян, владея мельницей, обирает односельчан. Когда его родичи Аршак и Хачатур Хачатряны пожелали безвозмездно передать свою мельницу в общее пользование, Аллахверди воспротивился, потому что весь доход и с той мельницы тек ему в карман.

Пора избавить партию от таких хапуг.

П.А.».

«Мушег, учитель села Брун, подпал под влияние кулаков. Кутит с ними, не просыхая. 22 января он так надрался у кулака Тевадроса Минасяна, что утром еле дополз до школы и распустил учеников со словами: «Разболелся я что-то. Башка трещит».

Астарифи Зилф».

«Бывший директор школы капанского села Бех – Шмавон Минасян – в прошлом учебном году запустил руку в кассу ученического кооператива, выбрав оттуда 18 руб. на личные нужды. А еще он школьный надел земли не беднякам отдал на вспашку, а дружкам-кулакам.

Аканатес («Очевидец». – Г.М.)».

В унисон этим доносам 28 марта на VII съезде уездных Советов Зангезура в Горисе прозвучала и речь Асканаза Мравяна, наркома просвещения и зампредсовнаркома республики.

Привожу образчик махровой большевистской лжи:

«Сегодня дашнаки, а с ними и Нжде, разоряющий армянские и тюркские села, сойдясь с мусаватистом-палачом Хосров-беком Султановым (организатором погромов в Шуши в марте 1920 г. – Г.М.), объединились в союз против трудящихся масс армян и тюрок. Противостоя этим проискам, крестьянство и рабочий класс, армяне и тюрки, взявшись за руки, строят социализм».

Эхом на выступление наркома прокатилась новая волна истерии доносов.

«Самвел Машурян, бухгалтер уездного исполкома, состоял в партии Дашнакцутюн и был членом «Комитета спасения Нагорного Карабаха». После советизации ему удалось просочиться в советский аппарат, стать бухгалтером.

Надобно учреждения наши избавить от подобных чиновников.

Арайжм айскан («Пока довольно и этого». – Г.М.)».

«Патвакан Ширинян из села Шинуайр, улизнув в Баку, в 1928-м вполз в компартию как «трудяга». А ведь он – член партии Дашнакцутюн с 1907 года, 10 лет в старостах у нас ходил, обзавелся кулацким хозяйством и живет себе ростовщичеством. До советизации Зангезура целых два года хмбапетом был, стоял во главе банды, а с конца 1919-го по июнь 1920-го служил начальником снабжения и транспорта Зангезура. Дом свой отдал Нжде под штаб и место тайных собраний.

Его приспешнику, Акобу Нерсисяну из наших односельчан, тоже удалось уйти в Баку, просочиться в ряды компартии. Ныне он учится в Москве за государственный счет. Отличился этот Акоб и во дни, когда коммунистов в Татеве сбрасывали с обрыва в ущелье. В июле 1920-го, когда к власти в Зангезуре пришли коммунисты, он нагло надел форму милиционера, но вскоре, изменив Советам, переметнулся к Нжде и в Шинуайре помог его курьерам уйти от погони.

Обращаю на это внимание Бакинского комитета.

Отах («Комната». – Г.М.)».

«Член комячейки села Маганджуг Саак Диланян, пьяница, работая на электростанции Гориса, стырил там динамит.

Гюхаци («Селянин». – Г.М.)».

«Ноябрьский 1928 года пленум ЦК ВКП(б) констатировал, что классовая борьба в стране заметно обострилась: враг мобилизует силы. Городской торгаш, сельский кулак, дашнак, священник, чуя близость своего конца, из мухи делают слона, чтобы вбить клин между трудовым народом и партией, пытаясь отсечь его от советской власти…

В этих условиях строжайшая проверка партийных рядов – потребность первостепенная. Необходимо обрубить и отринуть всех прогнивших, извращенцев и разуверившихся в нашем строе.

Б.Н.».

Эта публикация придала ускорение процессу, и 18 мая во все комячейки поступила директива от Зангезурского парткома о порядке проведения с 1 июня открытых собраний по чистке партийных рядов.

3 июля к 7 часам вечера в зале уездного комитета партии яблоку негде было упасть: пришли не только коммунисты, но и беспартийные.

Минас Саргисян, председатель комиссии по проверке и чистке рядов партии, объявил, что первыми предстанут перед товарищами пятеро – члены ЦК КП(б) Армении Агаси Мовсесян – первый секретарь укома партии, Согомон Карапетян – председатель уездного исполкома, Герасим Манучарян – председатель уездного профбюро, а с ними и члены Центральной ревизионной комиссии

КП(б)А – инструктор уездного парткома Савалан Ширинов и Арсен Хойлунц, председатель партийной «тройки» уезда.

Каждый рассказал свою биографию. Оппоненты, говоря Мовсесяну о его бестактности, намекнули, что он мог бы и поделикатнее быть с людьми. Карапетяну с Манучаряном присоветовали заняться самообразованием. К тюрку Ширинову почему-то не придрались. Зато двое из зала усомнились в достоверности партстажа Хойлунца из «тройки».

Чей-то голос упрекнул комиссию по чистке в том, что она «перестала ловить мышей», то есть выгребать мусор в рядах партии.

И запестрели стены городских учреждений объявлениями типа: «Комиссия по проверке и чистке партрядов принимает как письменно, так и устно заявления, касающиеся тех или иных товарищей, ежедневно с 9 до 12 дня в здании горисской гостиницы.

Можно опускать жалобы и в специальный ящик у входа в гостиницу.

В уезде работают 2 комиссии: одна в Горисском и Сисианском районах, другая – в Капанском».

«Комиссия по прореживанию рядов партии решила исключить из нее Вагаршака Бегларяна, Мисака Даниеляна, Ашота Парамазяна, Айрапета Торозяна, Хачатура Амбарцумяна, Х.Телунца – из комячейки милиции, Алексана Даниеляна – из комячейки батальона».

«В Капанском районе проверены 54 кандидата в члены партии. Смбат Авагян и Арташес Григорян решением комиссии из партии исключены».

Народ оживился, из почтового ящика при входе в гостиницу «донесения» выбирали уже трижды в день. Завалили письмами и газету.

Удивительно, появились даже «самодоносы».

«Кармир рашпар» (№ 41 от 26 октября):

«И мы вполне достойны чистки! Сказать, почему?

«Я, Аршак Торозян, верный духу идей Нжде, активный борец с большевиками, в 1921 году был комендантом Хндзореска, позже начфронта Маганджуга. Вместе с Нжде удрал в Персию, потом вернулся в Зангезур и сумел пролезть в лесничие. А когда в 1927-м началась чистка среди лесников, я уволился сам, успев загнать местным коммунальщикам древесины на 500–600 рублей, что позволило мне уйти в Закаспье. Поторговал там целый год, пока снова не потянуло в Горис, где я так же ловко устроился на ту же работу, подмазав кого надо. И даже в ряды профсоюза влез.

В 1929 году надумал дом себе построить, даже стройматериалы заготовил в лесах зангезурских. Провел за нос кредитное товарищество, позаимствовал там 140 рублей и купил добрую лошадь. А ей конюшня была нужна. Вот и присмотрел я под нее домишко вдовицы Даны, решив: в самый раз будет.

Думаю, что этого с лихвой хватит, чтобы комиссия по чистке выдала мне почетный волчий билет».

«Отец мой, Николай-бек Мелик-Усеинян, был известным помещиком, ростовщиком и мздоимцем… И жил я припеваючи. Я и теперь в порядке, хожу у фининспектора в помощниках, никто из торгашей на меня еще не жаловался. А когда во время советизации Зангезура беки в страхе рванули отсюда, я подобрал все их имущество, спустил на базаре и живу себе, в ус не дую.

С ростовщическим приветом Коля Мелик-Усеинян».

Под самодоносами подписался некто Зтох («Сепаратор»).

Партийные чистки породили новую проблему: где взять толковые кадры?

«Выдвигая рабочих на руководящие и ответственные посты, мы выбиваем почву из-под всякого рода бюрократических безобразий, удешевляя содержание госаппарата и приближая его к массам.

На сегодня в числе выдвиженцев значатся следующие товарищи:

Аслан Манучарян – слесарь с 19-летним трудовым стажем. Рекомендован в председатели Зангезурского уездного профбюро;

Мартирос Айрапетян – беспартийный рабочий, трудовой стаж 25 лет. Есть намерение назначить его народным судьей;

Аллахверди Мамедов – опытный рабочий, выдвигается на должность инструктора исполкома по нацменьшинствам».

Так, начав «крестовый поход» за чистку рядов партии, VI съезд КП(б)А широко развернул борьбу с «кулачеством и бандитизмом», не говоря уже о новых врагах всех мастей. В отчетном докладе съезду Айказ Костанян заострил внимание делегатов на этом вопросе:

«По данным Центрколхоза, в республике имеется 115 коллективных хозяйств, которые объединяют более 2000 крестьянских дворов.

Вы только посмотрите, что за дикий вой подняли вражеские элементы вокруг этого. Заметьте, сегодня в колхозы пришло всего полтора процента от общего числа наших крестьян, казалось бы, цифра не такая уж и значительная, но, обратите внимание, кулаки все свои силы сознательно бросили почему-то против коллективизации.

Нашим нархозпланом предусмотрено до конца пятилетки (1932/33 гг. – Г.М.) вовлечь в колхозное движение вместо 2-х тысяч крестьянских хозяйств – 27 тысяч».

Теперь, еще раз пролистав подшивки местной газеты, проследим за тем, как Зангезурский уком партии совладал с кулачеством.

«Член сельсовета села Тех Казар Балачян, записывавшийся в бедняки, не интересуется делами совета, зато нашел время в паре с каким-то торгашом набрать у крестьян шкур и разжиться на этом. На днях он даже умудрился сбагрить местному кооперативу кожи на 700 рублей.

Сельский сход требует лишить Балачяна права голоса.

Б.Дорунц».

«Пещерное жилище Арташеса Мирумяна, кулака села Брун, стоит на отшибе. Там идеальное место для карточных игр и возлияний горячительных напитков. Сюда же хаживают лишенные права голоса Аванес-ами и Джавагиренц Аршак. Надо полагать, что сбегаются они туда не только в карты резаться да пьянствовать. Небось вынашивают планы по срыву выборов в местный совет.

Они осторожны и вздрагивают при каждом шорохе.

Мбах».

«Крестьяне села Шаки подпали под влияние тюркских кулаков, конкретно – Сваза, вора и убивца, Кардаш-хана, не раз бежавшего из тюрьмы, у которого помимо трех жен есть еще три верблюдицы, не считая вола и коровы, Патиша, хозяина отары в 400 овец, Хан-оглана, Идиша, а также Ал-Аги, изображающего муллу. Задолго до начала выборов в сельсовет они начали заниматься разложением бедняков и середняков, отваживая их от участия в выборах. В этом деле кулаки-армяне с кулаками-тюрками «на одной пуповине». Воспользовавшись моментом, в пику бедняцкому, богач Хан-оглан созвал у себя на дому кулацкое собрание.

А когда народ пришел голосовать за новый состав сельсовета, кулаки стали угрожать коммунистам, принуждая их отказаться от места в сельсовете. Более того, они принудили их оставить село навсегда. Выборы расстроились, и дело приняло опасный оборот. Тут вмешались следственные органы и взяли этих мироедов под стражу.

И лишь после этого выборы прошли успешно».

Уместно вернуться к докладу Асканаза Мравяна о деятельности правительства Армении, который он зачитал на VII съезде уездных Советов Зангезура:

«По всей республике в этом году предусмотрен сбор единого сельхозналога в сумме полутора млн. рублей, при этом кредит на развитие сельского хозяйства составляет 8 млн. рублей…

Наша кредитная политика носит классовый характер: 52 процента крестьянских хозяйств освобождены от уплаты налога, облегчена и участь середняка. Основное бремя налогов государство возложило на зажиточных и кулаков».

А что кулаки?! Как они на это отреагировали?!

«В селе Бнунис и в кулацкой среде нашлись смельчаки, двинувшие в колхоз. Да только пошли они туда отнюдь не ради того, чтобы влиться в коллектив, а скорее для того, чтобы создать почву для развала колхоза.

А.Карагезян».

Вести с мест рождали неясную тревогу в душах.

«Коммунисты Шинуайра организовались в колхоз. Поработали вместе каких-то 5 месяцев. И дело встало, потому что они так и не смогли оторваться от своего подсобного хозяйства. Вскоре колхоз тот сам собой развалился.

Г.Арзуманян».

Кулаки уезда продолжали крепко держаться за свое. Они не только не шли в колхоз, но и умудрялись «эксплуатировать» труд батраков.

«Крестьянка из неимущих Малаг Мирабян, уроженка села Хознавар, вот уже четвертый год как осела в Караундже. Последние два года она батрачила у богатея Михаела Геворгбегяна, кстати, лишенного права голоса. Кулак Геворгбегян овладел ею силой, и она забеременела от него. Жена Михаела всеми средствами пыталась прервать беременность батрачки, но тщетно.

Малаг подала на хозяина в суд. Ей присудили единовременную выплату в 24 рубля, оставив за ней право – по рождении ребенка – вытребовать себе еще и ежемесячные выплаты – на содержание.

Амардзак («Смельчак». – Г.М.)».

Тот же Амардзак в следующем номере газеты пишет:

«Член комячейки села Караундж Хачик Мкртчян владеет кулацким подворьем. В колхоз не подается, объясняет свой отказ так: «если я вступлю туда, то из колхоза придется уйти горе-работникам», то есть беднякам. С ними Хачик бок о бок работать не станет. Когда же ему стали внушать, что его поведение отдает кулацким душком, он отрезал: «У нас на селе кулаков нет». Выслушав его возражение, многие селяне стали кивать головой, повторяя вслед за ним: «лучшие работники на селе те, кого кличут кулаками».

Не правый ли это уклон?!»

Кулака винят в том, что он обирает бедняков. А так ли это?! Некто «Куматаро» выступает вроде бы третейским судьей.

«Оган Манучарян, зажиточный крестьянин села Брнакот, что ни год выдает по весне неимущим односельчанам зерно из своих закромов, да выдает с возвратом. И с каким! Бедняки должны вернуть за пуд его зерна полпуда сверх. В этом году картина на селе повторилась.

Сущий грабеж! Надо этому кулаку дать по мозгам! Мало того, что он народ грабит беззастенчиво, так еще сумел заставить своего соседа-бедняка отработать на него 10 дней за какой-то жалкий пуд зерна».

И это вместо того, резюмирует рупор партийной печати, чтобы излишки зерна сдать государству согласно закону о хлебозаготовках.

«Кулаки и перекупщики зерна распускают слухи: если зерно уйдет на хлебозаготовки, его вывезут за пределы уезда, а это значит, что нас обрекут на голод. А что работящий крестьянин на это скажет? А он скажет: «Какой смысл сдавать зерно кооперативу, если частник готов заплатить больше».

И то правда, что частник может сегодня взять хлеб подороже, нежели государство. Но ведь уже завтра тот же частник может взвинтить цены, и тогда уже крестьянин останется внакладе. Крестьянину надо бы уяснить себе, что, получив сегодня на пару рублей больше, он придает сил врагу, который завтра, но уже другими путями обдерет его как липку, нажившись на нем десятикратно».

А 7 сентября на заседании уездного исполкома его председатель Согомон Карапетян выдал директиву парткома: «В этом году наш уезд должен по хлебозаготовке сдать государству 35 тысяч пудов зерна, из коих 12 тысяч ячменем. Наш лозунг сегодня – все излишки до последнего зернышка – государству, частнику – ни фунта».

Между тем замечены факты вредительства.

«15-го числа в селе Шаки запылали 800 скирд колхозного хлеба. Это дело рук кулаков. Виновных следует наказать так, чтоб всякого рода врагам коллективизации неповадно было покушаться на народное добро».

Остро встал и вопрос о муке, которую получают мельники за помол зерна.

«Кто не знает, что по нашему уезду у мельников в виде оплаты за помол оседает до 30 тысяч пудов зерна?! А это всего на 5 тысяч пудов меньше спущенного плана хлебозаготовок по Зангезуру. Сейчас по зерну или муке, оседающим у мельников, четкое постановление вышло: сдать государству и по твердым ценам».

«Село Яйджи насчитывает 1050 душ, и без передыху работают там две мельницы. Если в среднем в год на душу мелется 11 пудов зерна, выходит, у мельников остается 500 пудов. Да только они, эти зажравшиеся мельники, что-то не торопятся сдавать государству излишки. Предсельсовета Вардан Варданян, сетуя, что хлеб этот достается мельникам тяжким трудом, тем самым, сам того не подозревая, впадает в правый уклон. Этим он потворствует интересам мельников и зажиточных крестьян».

В первых числах октября в Горис из ГПУ Армении поступила почтограмма, относительно хлебозаготовок. В ней звучало требование «решительно ударить по кулаку в деревне». А с мест летели жалобы.

«Сопротивление кулаков растет изо дня в день, хлеб фактически сдают лишь неимущие и середняки. Кулак укрывает свое зерно. Более того, он тайком скупает его. Тем самым он противится законам государства. Следственным органам и милиции следует выявить ямы-схроны с зерном и призвать кулаков к ответу».

«Секретарь комсомольской ячейки села Толорс, местный пастух Акоб Овагимян в год получает за выпас скота 125 пудов зерна. А в семье у него всего-то трое. Нет чтобы пару мешков сдать кредитному товариществу. Он его стороной обходит, а все потому, что оно, это товарищество, не потчует Акоба медом и мацуном, как это делают кулаки Бахши и Мовсес.

Как минимум, 60 пудов он отдает кулакам, тем самым вызывая на «соревнование» всех любителей полакомиться кулацким медом. Что до жены Акоба, то она суть хлебозаготовок уяснила лучше мужа. Ругает его за то, что муж делится зерном с кулаками, а не сдает кредитному товариществу. За это он ее и лупит.

Перчатку «вызова», брошенную Акобом, поднимает комсомолец Парун Погосян: по 5 рублей за пуд он отдает излишки своего зерна кулаку-тюрку из Нахичевана.

Стыд и позор таким комсомольцам!

Корр. Камами».

Пока же время лило воду на мельницу советской власти.

К октябрю 1929 года Армения уже насчитывала 245 колхозов, куда вошло 6283 крестьянских двора в 26364 души. Сравним: в январе 1928-го колхозов в республике набралось только 6.

И тут партия взяла курс на сплошную коллективизацию. Закавказский крайком 15 декабря на очередном заседании отмечает, что по ЗСФСР коллективизация проходит слишком уж медленно. Чтобы подстегнуть процесс, в срочном порядке создают так называемые «культ-бригады» из рабочих и представителей интеллигенции.

О результатах своей работы они по-военному рапортуют партии:

«Рапорт № 1

Село Тех, 30 января 1930 г. В 12 часов дня собрание комячейки одобрило коллективизацию на 100 процентов.

В 2 часа дня группа неимущих, а в 8 часов вечера и комсомольская ячейка одобрили коллективизацию на 100 процентов.

31 января. В 10 часов утра сельсовет, а в 11 часов утра и собрание представителей от женщин одобрили коллективизацию на 100 процентов.

В 12 часов дня общее собрание села (а такого стечения народа никто не помнил) проголосовало за коллективизацию единогласно.

30-го в колхоз были приняты 17 хозяйств, 31-го – 21, заявления остальных 39-ти желающих будут рассмотрены завтра и в последующие дни. Заявления о приеме продолжают прибывать.

Начальник бригады Техского подрайона

Р.Арутюнян».

В уездный партком стали поступать более чем бодрые телеграммы:

«К 8-му февраля в Сисианском районе созданы 27 колхозов, куда вошли 2615 хозяйств, или 54,4 процента от их общего числа.

Меликсетян».

«К 9-му февраля число колхозов в Капане достигло 42-х. В 38 селах проведена сплошная коллективизация.

Бадикян».

По сводкам на 15 февраля, по Зангезуру числилось уже 99 колхозов, которые вобрали в себя 86 процентов крестьянских подворий уезда.

Согласно специальному закону о раскулачивании, принятому ЦИК и СНК СССР 1 февраля 1930 года, по всей стране при сельских Советах создаются комиссии по раскулачиванию.

«Ликвидация кулака, как класса, стала задачей первоочередной. Колебаться в деле раскулачивания или промедление равносильно потворству сторонникам правого уклона.

С.Зограбян».

И пошло-поехало. Одно наложилось на другое. Сплошная коллективизация стала душить кулака. Угодили в «мясорубку» и середняки.

Из сообщений уполномоченного ГПУ по Зангезурскому уезду в центр:

«Кулак из села Маганджуг Арутюн Хачян 5 февраля этапирован в Горис, в исправительный дом».

«В селе Мазра кулаки учинили массовый забой скота. Поддавшись этой провокации, часть середняков под покровом ночи погнала свой скот в Нахичеван на продажу».

Донесения подобного рода с мест и легли в основу постановления Совнаркома Армении об уголовной ответственности за злонамеренный убой скота. Нарушителям закона это грозило лишением свободы до двух лет.

В республике, как и по стране в целом, зрело чувство тревоги. Советский строй замер в ожидании взрыва. И тут не дает сбоя провидческий нюх вождя народов: 2 марта «Правда» открывается статьей тов. Сталина «Головокружение от успехов». Иосиф Виссарионович по-отечески наставляет партийные кадры на исправление допущенных ошибок и перегибов в колхозном строительстве.

И пока партия разбиралась, со слов вождя, с «перегибами по вине местных властей», кулаки Зангезура успели организоваться в отряды самозащиты, коих обозвали бандами. Не потому ли 16 марта Заккрайком ВКП(б) принял решение «О распространении бандитизма в Зангезуре». Согласно пункту 3 этого постановления, сто вооруженных коммунистов-армян из Баку откомандировали в Горис. За короткий промежуток времени в одном только Горисском районе было раскулачено 130 зажиточных крестьян. Кого сослали, а кого кончили на месте.

В целом республика потеряла 1100 еще вчера крепких хозяйств. А в Шамшадине (Тавуш), Талине, Веди, Севане, Басаргечаре (Варденис) полыхнули крестьянские волнения. Первым от бандитской пули пал председатель колхоза села Ст. Горис (ныне Веришен) Сергей

Шуганц, внештатный фельетонист газеты «Кармир рашпар».

26 марта в Зангезур, чтобы унять недовольство крестьян в Горисском и Сисианском районах, по поручению Айказа Костаняна прибывает Агаси Ханджян. В театральном зале горисского горкультпросвета, выступая перед местным партактивом, он говорит:«Колхозное движение целиком основано на добровольных началах. Не стоит, опьянев от удач, отрываться от масс и забегать вперед, обобществляя бездумно все имущество селянина, включая кур».

В Зангезуре страсти поутихли. А вот в соседнем Даралагязе (ныне Вайоц Дзор), прогнав коммунистов, крестьяне взяли власть в свои руки. Ими командовал «дашнакский хмбапет» Мартирос, перебравшийся туда через Нахичеван из Персии. В центре мятежа оказалось село Гндеваз. Восстание было жестоко подавлено Армянской стрелковой дивизией. Начались повальные аресты, расстрелы без суда и следствия. Вести о кровавых расправах дошли и до снискавшего себе народную любовь поэта Егише Чаренца.

Из протокола допроса писателя Акселя Бакунца, который вел начальник УНКВД ЗСФСР по Армении, майор Госбезопасности Мугдуси (5 августа 1936 г.): «По вопросу о коллективизации я помню факт, как Чаренц отправился к бывшему секретарю ЦК КП(б)А тов. Костаняну и резко возмущался проводимой коллективизацией в Армении, говоря, что партия применяет в Армении московские методы, разрушает старательные крестьянские хозяйства и доводит крестьян до голодной смерти».

В накалившейся обстановке Костанян настаивает на проведении экстренного заседания президиума ЦК КП(б)А. 15 апреля 1930 года на заседании вынесено решение: «Президиум ЦК КП(б)А констатирует, что в колхозном строительстве допущен ряд серьезных ошибок… Не была принята во внимание специфика отдельных районов и степень готовности к проведению всеобщей коллективизации».

Оргвыводы не заставили себя ждать. 7 мая пленум ЦК КП(б)А освободил Айказа Костаняна от обязанностей первого секретаря в связи с его переводом на работу в Симферополь. А не было ли это санкционированное Москвой перемещение очередным ходом на шахматной доске тов. Сталина?!

Тот же пленум избрал А.Г. Ханджяна первым секретарем ЦК КП(б)А и А.С. Аматуни – вторым. До начала работы очередного съезда армянских коммунистов оставались считаные дни. VII съезд КП(б)А (24–28 мая) утвердит Ханджяна и Аматуни в их статусе.

Достойно восхищения выступление первого секретаря Заккрайкома ВКП(б) В.В. Ломинадзе на VI съезде большевиков ЗСФСР в июне 1930 года:

«Едва дошли до нас вести о том, что тов. Костанян и тов. Кахиани (первый секретарь ЦК КП(б) Грузии. – Г.М.) отозваны из Закавказья, как руководители Армении вдруг всполошились… Я уже говорил и настаиваю на этом, что ошибки товарищей Костаняна и Кахиани следует рассматривать не как их личные промахи, а как ошибки руководства Грузии и Армении в целом…»

В доме правительства, что в Москве по улице Серафимовича, дом 2, кв. № 95, в ночь на 10 июля 1937 года (напомню, что в том доме, в кв. № 60, проживал предшественник Костаняна на посту первого секретаря ЦК КП(б)А Айк Овсепян) офицеры НКВД арестовали Айказа Аршаковича. 20 апреля 1938-го Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к ВМН (высшей мере наказания). И уже наутро приговор был приведен в исполнение.

В завизированном Сталиным, Молотовым, Кагановичем и Ждановым расстрельном «Списке» от 19 апреля 1938 года (АП РФ Оп. 24 Д. 416, стр. 1–17), где значились 327 приговоренных, Костанян шел под номером 136. «Список» с грифом «1-я категория», что означало – расстрел, заверил «Начальник 8 отдела ГУГБ НКВД СССР Ст. майор Госуд. Безопасности Шапиро». К слову, Шапиро Исаак Ильич, как и Цесарский Владимир Ефимович, «куратор» по делу А.А. Овсепяна, были арестованы органами НКВД по обвинению в шпионаже и в 1940-м расстреляны.

Каково же было мое удивление, когда в злосчастном этом «Списке» под номером 200 обнаружил я имя юриста Орбеляна Агапарона Султановича, советского государственного деятеля. Хочу верить, что народный артист СССР, композитор Константин Орбелян, ныне проживающий в США, узнает, наконец, правду об отце.